The pattern of the grand design

A single thread in a tapestry
Through its color brightly shines
Can never see its purpose
In the pattern of the grand design

Ночь с четверга на пятницу и произошедший в ту ночь разговор разбил меня на мелкие осколки. Cледующие несколько дней я, кажется, собирала себя обратно по кусочкам, как собирают паззл, только cовершенно не зная наперёд, что там в конце сложится за рисунок. Уродливый, с рваными краями? Чистый, как первый январский снег? Вот он, вопрос. Наверное, процесс сбора всё ещё не закончен, но я уже точно знаю, что чувствую себя целой. Возможно, куда более целой, чем весь прошлый год.
Победа.
Иногда мы не получаем того, чего хотим, но получаем взамен нечто большее. И когда такое происходит, надо попытаться взять себя в руки и суметь это увидеть. А увидев, больше не отводить глаза.
Ведь как говорил один военный врач одному высокофункциональному социопату: «Нет, одиночество вовсе не защищает нас. Друзья защищают нас».

Да.

+++

Собрала все документы на ПМЖ. День Х на следующей неделе. Не верится, что это ожидание скоро, наконец, закончится, что эти два с половиной года локального ада, связанного с нелюбимой работой, наконец, подойдут к концу. Забавно, что и ад уже не так мучителен, почти не обжигает. Я, кажется, прошла через эту пытку, как дракон через огонь, а драконы в огне, как известно, не гибнут. Хех. Ну да – теперь-то известно.

(Хотелось бы перестать говорить полузагадками и косыми псевдопоэтическими метафорами, но что-то ни черта не выходит. Уж не обессудьте).

+++
Во время поездки во Франкфурт для продления американской визы завязала интересное знакомство с приятной дамой из фирмы, куда когда-то очень давно пыталась устроиться на работу. Тепло пообщались, в итоге я получила визитку и услышала просьбу связаться с ней позже – это, конечно, пока не значит вообще ничего, но, блин, приятно. Посмотрим, куда клубок дальше покатится и покатится ли вообще.
А ещё наконец отказала тем ребятам, с которыми контактировала на тему работы почти целый год, и вдруг испытала дичайшее облегчение. Значит, это было правильное решение.

+++
Психанула и записалась на пробное занятие по вокалу.
Просто потому что. Теперь надо подготовить к следующей неделе песню, я уже даже знаю, какую. Думаю об этом, хожу, улыбаюсь и чувствую себя до странного... да, счастливой.

@темы: наблюдение за самой собой

---

Игра в жизнь

Игра в Таро началась в сентябре прошлого года, день в день к окончанию лета.
Сооснователь уже рассказывала, что каждая выложенная фотография - карта - с самого начала отыгрывалась в её жизни прямо по классической трактовке, иногда до доходя абсурдного.
Однажды ей на пути попалась Башня. Поймали, сфотографировали, выложили, сразу всё пошло как по Башне: разрушение, потеря, разрушение.
Я тогда не спала полночи в попытке поддержать, а она... в общем, не моя история для пересказа.
Но факт в том, что со мной карты так остро не резонировали, пока не наступил декабрь. Как будто я, наконец, только тогда полностью синхронизировалась с игрой. Или она со мной.
Последние выложенные карты: двойка пентаклей, Дьявол. Пятерка пентаклей, Башня.
Теперь бы найти опору подобрее.

---

Не поцеловать, губами не дотянуться

Станислав Львовский

Ахилл говорит Черепахе: повремени, ну повремени, ну погоди, повернись ко мне, поворотись, вернись, не ходи к воде, не уходи и не уводи меня за собою, я не пойду, остановись, посмотри — я падаю, подойди, подай мне воды, ляг со мной на песок, дай отдышаться, меня ведет, у меня в груди не умещаются выдох-вдох, пощади, — говорит Ахилл, — потому что я практически на пределе, пощади, дай мне день на роздых, день без одышки, день говорить с утра о малостях, жаться к твоей подушке, день отвезти тебя к стоматологу, прикупить одежки, день ухватиться за руки, когда лифт качнется, день не бояться, что плохо кончится то, что хорошо начнется. День, — говорит Ахилл, — только день — и я снова смогу держаться, только день, — говорит, — и мне снова будет легко бежаться, будет как-то двигаться, как-то житься, как-то знаться, что ты все еще здесь, в одной миллионной шага, в ста миллиардах лет непрерывного бега, ты еще помнишь меня, — говорит Ахилл, — я вот он, вот, задыхаюсь тебе в спину?

Черепаха говорит Ахиллу: слушай, ты чего это, что такое? Все нормально, гуляем же и гуляем, что тебя вдруг пробило? Посмотри, какая ракушка, посмотри — соляная кромка, а давай дойдем до воды, скоро можно будет купаться, скажем, через неделю. Слушай, посиди секунду, постереги мои туфли. Я хочу намочить ноги, думаю, уже нормально.

Ахилл говорит Черепахе: это ад непройденных расстояний, ад полушага, ад проходящего времени, следов от его ожога, ад перемен души, — говорит Ахилл, — и я все время не успеваю, не догоняю тебя и не забываю, какой ты была полторы секунды назад, какой ты была на предыдущем шаге, на перешейке, на прошлогоднем песке, на снегу сошедшем, вот что сводит меня с ума, — говорит Ахилл, — вот от чего я шалею, я пробегаю пол-души, чтобы оказаться душой с тобою, чтобы душа, — говорит Ахилл, — в душу, душа в душу, ты же переворачиваешь душу за этот шаг и вот я уже дышу, как на ладан, а ты идешь дальше, даже не понимая, не понимая даже, и это, — говорит Ахилл, — я не в упрек, это, — говорит Ахилл, — я не имею в виду «не ходи дальше», это я просто не понимаю, как мне прожить дольше. Это так надо, я знаю, я понимаю, это иначе не может быть, но я хочу подманить тебя и подменяю себя тобою, какой ты была полторы секунды назад, но это же не обманывает никого, даже меня самого. Это бывает, такая любовь, когда не достать и не дотянуться сердцем, губами, воплями, пуповиной, не вообразить себя половиной и тебя половиной, но навсегда учесть, что воздух будет стоять стеною между тобой и мною. Я понимаю, — говорит Ахилл, — тут не может быть передышки и никакой поблажки, потому что это послано не для блажи и не для двух голов на одной подушке, но для того, чтобы душа терпела и задыхалась, но не подыхала, не отдыхала, и поэтому бы не затихала, и тогда, — говорит Ахилл, — понятно, что мне не положено отлежаться у тебя на плече, отдышаться, а положено хоть как-то держаться. Я не догоню тебя, — говорит Ахилл, — не догоню, это, конечно, ясно, не догоню, но наступит миг — и я вдруг пойму, что дальше бежать нечестно, потому что если еще хоть шаг — и я окажусь впереди тебя, ибо все закончится, завершится, и тогда еще только шаг — и ты останешься позади, и это будет слишком страшно, чтобы решиться, испытание кончится, все решится, можно будет жаться друг к дружке, есть из одной тарелки, в зоопарк ходить, и будет легко дышаться, только все уже отмечется и отшелушится, и душа вздохнет тяжело и прекратит шебуршиться. Никогда, — говорит Ахилл, — никогда, понимаешь, ни дня покоя, никогда, испытание, — говорит Ахилл, — это вот что такое: это когда ты гонишься, а потом понимаешь, что вот — протяни и схвати рукою, только зачем оно тебе такое? Все, что ты должен взять с этого пепелища — это себя, ставшего только еще страшней и гораздо проще, все, что ты получаешь в награду за эту спешку — это не отпуск с детьми и не пальцем водить по ее ладошке, но глубоко за пазухой черные головешки, горькие, но дающие крепость твоей одежке. Это я все понимаю, — говорит Ахилл, — но пока что у меня подгибаются ноги, сердце выкашливается из груди, пощади, — говорит Ахилл, — пощади, пощади, потому что я практически на пределе, пощади, дай мне день на роздых, день без одышки, пощади, ну пожалуйста, сделай так, чтобы я до тебя хоть пальцем бы дотянулся, ну пожалуйста, просто дай мне знать, что я с тобою не разминулся, не загнулся пока, не сдался, не задохнулся!

Черепаха говорит Ахиллу: да прекрати же, пусти, ты делаешь мне больно!

(c)
Линор Горалик

---

А теперь про итоги

Сумбурно и урывками.

Сложно сказать, почему этот год показался мне таким мучительным, учитывая, сколько всего в нём было хорошего и даже потрясающего.

1) Well, New York
Возможно, в дальнейшем всю свою жизнь я буду делить на те дни, когда мы с этим городом ещё не были знакомы, и на те, когда уже были. Ровно год назад в этот день Нью-Йорк встретил меня морозом и снежной бурей, потом бережно пронёс на руках над льдом и пропастью, и в конце всё равно разбил мне сердце, как и полагается всем циничным и хладнокровным злонасмешникам. Симпатизировал искренне, не пожалел ни секунды. Потом, снова встретив меня жарким азиатским летом, поприветствовал словами: «Я тебя вижу, но это ничего не значит», - и сразу, усиленно не глядя в мою сторону, насыпал под ноги мешок подарков: и попробуй только не ходить по ним теперь, как по розам.
Вот, поймала. Этот город учит ходить по грязи, как по розам, чтобы потом на розы смотреть, как на грязь.
Ну, спасибо, злонасмешник. Скоро увидимся.

2) Географически так: Кёльн, Франкфурт, Штутгарт, Нью-Йорк, Лондон, Брайтон, Питер, Москва и Баку. В Москве не была до этого уже 13 лет. Предельно странное чувство. Всё время, проведённое там, я не могла избавиться от чувства, что нахожусь в романе «Духов День» Максимова, хотя, видят боги, это было не так (и какое счастье, что не так). Не могу объяснить, почему.

3) На работе первые полгода было просто очень плохо, а вот май, июнь и первая половина июля превратились в полный и бесповоротный ад, и я не понимаю только одного: почему помню все эти дни так ярко, будто они были вчера. Разве мрачные минуты не должны уходить в небытие хотя бы частично, чтобы кукла под названием человек могла как-то дальше функционировать и оживать? Видимо, у меня очень наивные представления о том, как всё работает. Всё пыталась переехать во Франкфурт, всё никак не выходило ничего. И сейчас опять, кажется, не выйдет. Но это как раз уже не страшно.

4) В этом году я побывала Эсмеральдой, Беллой Лейстрандж и просто слизеринкой, и ничего не делало меня счастливее, чем эта игра в переодевания. Остаётся запомнить это чувство и продолжать.

5) Все триста шестьдесят пять дней этого мучительного тягучего сна в моей голове жила одной лишь думы власть, одна, но пламенная страсть. Но грядущий год заберёт с собой эту пытку, рано или поздно, так или иначе. Это - точно.

6) И, наконец, в сентябре была создана игра и арт-проект City Tarot, и сам этот проект и люди вокруг него - то, что очень часто держало меня на плаву, когда держаться было практически не за что.
А теперь снова есть за что.

7) Очень интересно, что дальше.

@темы: итоги года

---

Мы здесь

На другой стороне зимы я тебя встречу


Спустился с трапа и понял – всё получилось. Морозный воздух лизнул лицо, Эмиль улыбнулся – и запрокинул голову назад, целиком подставляясь морозу, воздуху, небу и холодным лучам рижского солнца. Крепко зажмурил глаза, сказал сам себе: ну вот, я здесь. Я дома.
Приехал в Ригу, конечно, впервые, - в качестве подарка на день рождения. В свои с иголочки новые шестнадцать лет ещё не мог самостоятельно решать, куда ездить на каникулы, а родители в последние годы предпочитали ездить только к морю. Ничего не имел против моря, но и никогда особенно к нему не тянулся, хотя и прожил на солнечном берегу Каспия целых пять последних лет (всегда ярко помня при том, что вырос на севере).
Все пять лет скучал по зиме.
Зима тоже, что ли, скучала? – задавался он вопросом по пути в гостиницу, вполуха слушая, как водитель ярко-салатового такси (цвет навсегда останется цветом Риги, первым кричащим пятном на снегу) скорбно рассказывал отцу про снежные дожди последних дней, ледяное дыхание нифельхейма, самую холодную зиму за последние двадцать лет.
«Да я везунчик», - подросток улыбнулся в свой толстый шерстяной шарф, и прильнул щекой к затянутом белым паучьим узором окну.
«Ты приехал!!» - звякнул телефон, и Эмиль чуть сразу не завопил в него бешено: «Да!!», но вовремя вспомнил, что на смс лучше отвечать не вслух. Да, я приехал, - чуть замерзшими пальцами по мелким клавишам, - да-да-да.
К счастью, в этот раз получил в гостинице свою отдельную комнату, даже не соединённую с родительской общей ванной. «Бедный восточный мальчик, до старости маленький зайчик», - подтрунила бы сейчас Ирма, но Ирма ещё не приехала, поэтому ехидная фраза прозвучала только у Эмиля в голове. Засмеялся. Пока ждал друзей, переоделся, несколько раз сладострастно выглянул в окно, – эти черепичные крыши! эти рыжие фонари! – потом зашел в ванную и взглянул в зеркало.
- И ничего не зайчик, - пригладил топорщащиеся во все стороны чёрные волосы, зачем-то разгладил густые черные брови. – А если судить по носу - самый настоящий муравьед!
В дверь постучали.
- Ты приехал, - низким голосом сказал выросший на пороге Алекс, прищурил льдисто-серые глаза, улыбнулся. Вечно суровый, высокий, викингоподобный, Алекс выглядел намного старше своих двадцати семи, и радость как всегда выражал скупо, потому что иначе, кажется, просто не умел. Зато за его широкой спиной уже вовсю подпрыгивала Ирма: сначала Эмиль увидел только крутящиеся в воздухе пакеты и красные митенки, будто существующие сами по себе, и только потом уже разглядел и знакомые светло-русые волосы: два вечных хвоста на макушке, мелкое смеющееся лицо.
- Заяц приехаал! – завопила Ирма, когда Алекс шагнул, наконец, в комнату, и она смогла отыскать Эмиля взглядом. Пару минут ещё радостно обнимались все по очереди, перекидывались ничего не значащими словами («это не тронь, это подарок родителям – им же понравится рижский бальзам?»), смеялись над чем-то просто так, без причины, просто потому что наконец-то собрались втроём.
- Неплохо у тебя тут, - сказал Алекс, с не меньшим интересом глянув в окно, - тепло.
- Ты зачем это ребёнку говоришь, - скорбно произнесла Ирма, которая уже успела завалиться на кровать и теперь лежала на спине, закрыв глаза и скрестив на груди руки. – Он же сейчас сразу наружу попросится, я что, не знаю?
- Вам всё равно потом выходить, - резонно заметил юный гость, уже стоя у двери и натягивая перчатки. – Почему бы не выйти сразу вместе?
- Скорбь и безысходность, - выдохнула Ирма. Перекатилась на живот, уткнулась лицом в матрас на пару секунд и потом резко, одним прыжком вскочила на ноги. – Ладно, пошли сейчас, а то я сейчас тут засну, привыкну, останусь жить, ни за что меня потом в эту холодрыгу не вытащите!
Пока бесстрашно шел с друзьями по Старому Городу, понял, что почти не дышит. Не от того, что морозный воздух больно резал лёгкие, а ветер бил прямо в глаза, а потому что всё вокруг опять казалось ему слишком уж родным, слишком знакомым: и эти узкие улочки, выложенные булыжниками, на которых так и норовил поскользнуться, и бело-желтые стены шершавых домов, и чёрные узорные фонари над головой, и даже пряный запах корицы, разливающийся в воздухе у стрельчатых кофеен, то и дело возникавших на пути будто специально ради него. «Я даже не был здесь во сне, я только слушал ирмины рассказы, когда она приезжала, - притуплённо думал Эмиль, смотря по сторонам и с каждой секундой всё острее чувствуя себя живым. – Только видел фотографии и видео Алекса, только читал ерунду в интернете. Откуда я, чёрт возьми, знал, что здесь будет так хорошо?»
- Бедненько, но чистенько, - бодро прокомментировал Алекс, когда они свернули на Ратушную площадь, и вышли к знаменитому Дому Черноголовых. Кажется, друг сразу начал рассказывать ещё что-то об истории зданий, про затянувшуюся реставрацию, только Эмиль почему-то почти не слышал, только смотрел во все глаза, будто исторические детали не имели особого значения, хотя они, конечно, имели.
Когда все втроём добрались до берега Даугавы, находившемся на другой стороне проездной дороги, долго стоял у бордюра и смотрел на гладкую поверхность реки, от края до края затянутую льдом. Спустя какое-то время вытянул руку вниз и стоял так какое-то время, как статуя. Смотрел на замерзшую воду...
Очень хотел прикоснуться ко льду.


- Вообще родители у тебя отличные, - не впервые уже заявил Алекс, когда они пришли обедать в торговый центр, названия которого Эмиль с первого раза не запомнил. – Если бы мой сын-подросток заявил, что к нему в гости хотят приехать какие-то люди из интернета, да ещё и вдвоё старше него, я бы наверняка спустил этих приезжих умников с лестницы. Возможно, вместе с сыном.
- Ну, юг неспроста славится своем гостеприимством, - пожал плечами тот самый сын-подросток. Он всё-таки добрался до того самого зимнего пунша с корицей, дольками апельсина и клюквенным соком, запах которого так манил ещё его на улице, и теперь с наслаждением потягивал горячий напиток, ни о чем особо не думая. – Плюс, вы же с Ирмой серьёзная супружеская пара. А это играет роль.
- Серьёзная! Супружеская! – так звонко прыснула Ирма прямо в свою кружку с глинтвейном, что треть содержимого сразу оказалась у неё на лбу, щеках и подбородке. Алекс молча взял со стола чистую салфетку и тщательно, мужественно воздерживаясь от комментариев, вытер не переставшей фыркать жене лицо.
- Условно, - уточнил Эмиль.
Познакомились они на самом деле случайно - столкнулись на большой литературной ролевой игре ещё в те дни, когда Эмиль только-только открыл для себя интернет и сходил с ума после переезда с севера. Совсем не знал, куда себя деть и как не свихнуться. А тут – ролевая, и на ней, кажется, все свои. «В интернете, - с непередаваемым выражением вещал потом юноша, важно поднимая кверху указательный палец, - никто не знает, что ты кот! Или что тебе двенадцать. Ещё непонятно, что хуже». Когда год спустя, на свой собственный день рождения, вынужден был признаться новым друзьям, сколько лет ему исполнялось («ну, где-то семнадцать наверное, да?»), очень боялся, что Ирма и Алекс перестанут воспринимать всёрьез и что вся эта взрослая, осмысленная, глубокая дружба, которой ему так не хватало, кажется, всю жизнь, вдруг закончится, потому что его угораздило родиться на десять лет позже, чем людям, которых он так полюбил. Очень боялся сказать правду, но и молчать больше не мог – какой бы тогда во всём этом был смысл?
Никто его, конечно, не бросил. Хотя Алексу всё-таки понадобилось дня два на осмысление: шутки ли, год рука об руку работать под началом цепкого, хваткого, острого на язык командира лучшего в Эгросе космического корабля, интриговать, почти выиграть под его началом войну с чужаками, только чтобы понять теперь, что за любимого командира всё время играл восьмиклассник?... Но и Алекс быстро пришел в себя. Ирма же, любимая корабельная ведьма, была в полном восторге от новой информации и долго ещё вещала что-то о сиреневых аурах и детях-индиго. Эмиль в эти телеги особо не вникал. Просто радовался, что больше не надо врать.
Потом оба друга действительно не раз приезжали в его далекий прикаспийский город и каждый раз не хотели уезжать: Эмиль на всю жизнь запомнил, как Ирма пружинкой прыгала на балконе, с которого открывался ошеломительный вид на знаменитый приморский бульвар, и была так сметена этим видом, что ещё какое-то время наотрез отказывалась выражать мысли внятно. «Когда подлетаешь к городу, - потом рассказывал задумчиво Алекс, - кажется, будто он состоит из тысяч и тысяч горящих угольков. Или что приземляешься в звёздное небо. Фантастика»
Эмиль тоже знал, что место, где жил последние годы - родину родителей - стоило бы любить намного больше – но он просто не мог. Его сердце молчало, когда южный ветер теребил ему волосы, не начинало биться сильнее, когда ветер приносил с собой ароматы винограда, шафрана и жареного мяса, не замирало восторженно, когда волны тёплого солёного моря омывали ему ноги, а белые чайки истерично кричали над головой. Зато в прошлом январе, когда во время круиза по Скандинавии впервые увидел норвежские фьорды, чуть не заплакал.
- Милс, ты маньяк, - сказала Ирма, будто поймав за хвост его последнюю мысль. – В такую погоду нужно сидеть дома с грелкой. А ты полдня! Прыгаешь! Здесь! По сугробам!
- Я просто очень счастлив, - просто отозвался гость и, подозвав официанта, заказал себе ещё одну порцию горячего пунша.


- Иногда мне кажется, что проблема в том, что дома я никого не вижу, - вдруг сказал Эмиль несколько дней спустя, когда они в очередной раз зашли погреться после долгой прогулки – на этот раз в чайный домик, где пахло уютом, выпечкой и какими-то травами.
- В смысле? Тебя что, взаперти держат? – озадаченно спросил Алекс. Он как раз разливал всем в чашки какой-то странный красный ягодный чай. В домике были стеклянные стены и второй этаж, где можно было сидеть на подушках, пить чай, есть пирожные, болтать и смотреть на то, как в парке напротив бабочками вьётся снегопад.
Эмиль покачал головой и помолчал пару секунд, пытаясь сформулировать.
- Я тогда ушел с ролевой, потому что понял, что постоянно пишу про кого-то уже придуманного и не могу придумать ничего своего, - наконец, медленно сказал он. – Вернее, никого своего. Хотя очень хочу придумать, понимаешь?
- Ага, когда всё время уходит на фанфики, на ориджинал сил уже нифига не остается. Тут та же схема, - кивнула Ирма, которая успела соорудить из разбросанных повсюду разноцветных подушек подобие кровати, и теперь комфортно лежала рядом, вытянув ноги.
- Точно, - тут же кивнул Эмиль. – Но потом, когда я ушел с ролевой, вдруг выяснилось, что вообще ничего толкового в моей голове больше не возникает.
- На игре у тебя всегда отличные идеи были, - заметил Алекс.
- А там же всё просто, - пожал плечами младший. – Мир, в котором происходят игровые события, уже существует без тебя. Он уже твердый, осязаемый, со своими ясными законами и обитателями, в которых тебе не надо особо вдыхать жизнь.
- Погоди, но не все же персонажи литературных ролевых каноничны, - возразила Ирма. – А когда придумываешь кого-то своего, на то, чтобы вдохнуть в него жизнь, как раз куча сил уходит!
- Конечно, - согласился Эмиль. – Но, по-моему, тот факт, что вселенная, куда надо вводить персонажа, уже устоялась или хотя бы существует в головах каких-то других людей, делает эту задачу в сто раз легче. А когда ещё ничего нет... – он неопределенно повел рукой в воздухе и замолчал.
Ирма и Алекс какое-то время обдумывали услышанное.
- Прикольная теория, - негромко сказала девушка, уставившись в потолок. Когда Ирма сильно задумывалась, она начинала, как сейчас, накручивать на пальцы оба конца светлых волос и кусать губы. – Но ты что хотел сказать тем, что дома никого не видишь? Никаких новых миров не видишь? А здесь, у нас, получается?
- Точно! – Эмиль так обрадовался, что его поняли, что чуть не опрокинул на себя чашку c чаем. – Здесь - получается! Будто все эти люди в моей голове... – он рассмеялся немного нервно. - Как будто они не смогли бы жить там, где я сейчас живу, понимаешь? Не потому что там плохо, а потому что они все - откуда-то ещё! Живут где-то ещё! А я – живу там! И ношусь уже неизвестно сколько с этой дурацкой фигней в голове, не могу найти себе места!
- Вот что я называю когнитивным диссонансом, - глубокомысленно протянул Алекс. – А не эту вашу всю остальную ерунду.
- Тогда рассказывай, - Ирма улыбнулась совсем по-лисьи и перелегла так, чтобы смотреть прямо на друга. – Кто из твоих выдуманных друзей живет у нас в Риге?
- Целых двое. – Эмиль почувствовал, что лыбится от уха от уха, как полный придурок, но ничего не мог с собой поделать – наконец-то его спросили! – Их зовут Мартин и Алиса. Они - ангелы. Работают тут. Охраняют Старый Город. И, знаешь, мне кажется, они живут в доме прямо напротив моей гостиницы, - он хихикнул. – Ну, в том, про который ты рассказывал, Алекс, что он жилой, но если там живут люди, то приходится им непросто, потому что в домах Старого Города ничего нельзя менять – ни трубы, ничего... Потому что историческая ценность. Помнишь?
- Помню, конечно, – подтвердил мужчина. В его светлых, речного цвета глазах вспыхнул какой-то очень теплый свет, будто он силился не схватить юного друга в охапку и крепко не прижать к груди. Но держался.
- Ну вот, им-то плевать на эти ржавые трубы, - продолжил тараторить Эмиль, ничего не замечая. – Зато им очень нравится сама локация. А вообще они универ свой только недавно закончили. Можно сказать, молодые восторженные специалисты.
- У ангелов есть свой универ? – восхитилась Ирма.
- Целых четыре! – хихикнул Эмиль и стал загибать пальцы: - Северный, Южный, Восточный и Западный Небесные Университеты. Всё просто!
- А отличаются они между собой чем? Специализациями? – заинтересовался Алекс.
- И это тоже, - серьёзно кивнул Эмиль. – Но больше всего дело в эээ географическом расположении. Западный нацелен на оба американских континента, его выпускники обычно работают там – он самый известный, между прочим! Северный с Южным и Восточным делят остальные части света, там всё уже не так однозначно и выпускники скачут туда-сюда к друг другу, иногда в зависимости от изменения наших человеческих георграфических границ на карте. Хотя Африка, конечно, полностью под юрисдикцией Южного, - добавил задумчиво и тут же импульсивно спрятал лицо в ладонях, то ли смеясь, то ли всхлипывая, судорожно покачал головой: - Я даже не уверен, что знал это сегодня утром! А теперь, если я начну рассказывать вам про факультеты, специализации и межуниверские распри, мы не уйдем отсюда до утра!
- Ну, до утра не утра, - Алекс небрежно взглянул на часы, - но твои родители буквально полчаса как уехали в «Альфу», а это наш крупнейший торговый центр. Часа три у нас в запасе точно есть.
- А мы тут никуда не спешим, - подмигнула Ирма и чокнула краем своей чайной чашки чашку Эмиля. – Поехали.

- Так куда мы едем? - уже третий раз за утро сонно спросил Эмиль. Друзья возникли на его пороге ни свет ни заря с самым злодейским выражением лица, велели одеваться и идти за ними. Подросток кое-как натянул куртку, шапку, носки, наспех сказал что-то родителям и выскочил вслед за ними в лёд и мороз, ничего не соображая.
- Какая разница, ты всё равно не выговоришь названия, - отмахнулась Ирма. Из-за количества надетых тёплых вещей она напоминала грузного детеныша пингвина, не лишенного, правда, некоторой прыгучести. Стараясь не превратиться по пути в снеговиков, все трое подошли к остановке и кое-как впихнулись в переполненную маршрутку. Эмилю пришлось сложнее всех, потому что на деле он всё ещё спал и, оказавшись в толпе, сам не понял, как сумел сохранить равновесие, вытянуть из рюкзака кошелек, расплатиться с водителем, протиснуться к друзьям сквозь жуткие горы чужих тел и плюхнуться, наконец, в бережно подготовленное для него свободное место. Облегченно вздохнул.
- Милс в маршрутке, - нежно прокомментировала наблюдавшая за этой драмой Ирма, пока Алекс неприлично гоготал в голос. - Ничего более беспомощного в жизни не видела.
- Да, я хренов золотой мальчик, - хмуро пробубнил в ответ подросток, отводя глаза. - Да, меня обычно возят. Туда-сюда. На машине. Всегда. Пешком даже никуда пойти не могу. Сами знаете, блин.
- Золотой мальчик, - пропела Ирма, - которого мы впихнули в богомерзкую маршрутку! Что скажут твои родители!!
- Отвали! - возмутился мальчик.
- Милс! Золотой, слушай сюда, - Алекс не мог перестать лыбиться. - Мы - в маршрутке. Это такая телега, которая возит много людей, а не тебя одного. А это - окно! - торжественно указал рукой на запотевшее стекло. - В него можно — смотреть!
- Идите нафиг! - завопил Эмиль, схватил рюкзак, который держал на коленях, и начал остервенело лупить им друга по плечу, то и дело срываясь с гневного сопения на истерический хохот.
Жуткие горы чужих тел вокруг них заворчали, зашипели, задвигались, и всем троим, уже красной от смеха, пришлось замолкнуть – но, к счастью, они уже почти приехали.
Потом ещё добирались пешком до вокзала и долго ехали куда-то на поезде; там Эмиль уже жадно впился взглядом в другое окно, в которое можно было смотреть, будто пытался впитаться в себя каждое проносящееся мимо дерево, каждое серое здание, каждую тень и сугроб. Когда вышли к лесу, огромному, заснеженному и дикому, вдруг почувствовал себя легким, как перышко и побежал за быстро ушедшими вперёд друзьями почти вприпрыжку.
- А вдруг мы маньяки, - хищно сказала Ирма, когда они сравнялись. - Заманили наивного восточного мальчика в тёмный-тёмный лес, далеко-далеко от безопасной Риги. Сейчас привяжем его тут к стволу сосны, сделаем жуткое фото и потребуем у бедных родителей огромный выкуп…
- Ага, - поддакнул Алекс. - Десять кастрюль с долмой и пять тарелок того сумасшедшего плова с запеченной курицей и ореховой начинкой, названия которой я никак не запомню. А если выкуп окажется не достаточно вкусным, то мы…
- Выщиплем тебе брови! - радостно закончила Ирма. - И выложим фото в инстаграм. Я профессиональный визажист, я тебе такие конфетные бровки на лице нарисую - мама обзавидуется!
- Не надо брови, - запротестовал наивный восточный мальчик, демонстративно отскакивая в сторону и прикрывая руками внушительную растительность на лице. - Брови - это честь! Это достоинство! За брови мне придётся вас зарезать!
- Да кого ты зарежешь в инстаграме!
Когда лес вдруг закончился и начался ослепительно белый свет, Эмиль резко замолчал. Понял вдруг, почему друзья привезли его именно сюда, и почему стояли теперь за спиной, молча улыбаясь. Придурки. Эмиль на секунду зажмурился, чтобы не ослепнуть – то ли от восторга, то ли от яркого белого света, потому что сразу за лесом начинался пляж, а за пляжем простиралось море, к которому Эмиль никогда не был привязан. Но это, здесь, сейчас, на расстоянии вытянутой руки, было его море.
Он открыл глаза.
Снег на берегу переходил в лёд - белое в белое, с серыми льдистыми вкраплениями на километры вокруг. Морские волны застыли в воздухе, будто пав жертвами взгляда Горгоны, и превратились в огромные каменные глыбы, возвышающиеся на ровной белоснежной поверхности. Вода перешла в горы и горы льда, к которому можно было прикоснуться, в котором, наверное, можно было бы утонуть. «Самая холодная зима за последние двадцать пять лет», - пробормотал Эмиль. И, не глядя под ноги, пошел туда, вниз по холму. К замерзшему морю.
- Осторожно, скользко! - только и успел выкрикнуть кто-то из оставшихся двоих, будто у них ещё оставался шанс быть услышанными.
Конечно, не поскользнулся. Вообще не помнил, когда ещё так твёрдо стоял на ногах: скользил по ледяной поверхности воды, напевал себе что-то под нос. Не обращая внимания на протесты друзей, специально снял перчатки, чтобы прикоснуться пальцами к застывшим глыбам льда, некоторые из которых доходили ему до плеча. Улыбался.
- Я ещё не рассказывал вам, как Алиса с Мартином выглядят, - вдруг сказал Эмиль, когда Ирма с Алексом подошли ближе. - Алиса рыжая. Невысокая. Курносая. Не тощая, но довольно худая. Частенько собирает волосы в два «бублика» на голове, как принцесса Лея. Любит носить джинсы и куртки, любит всё зеленое. Мартин частенько шутит, что Алиса решилась с ним дружить, потому что у него, Мартина, зелёные крылья. - Он фыркнул. - А у Алисы, кстати, белые. Классика.
- А как выглядит Мартин? - просипел Алекс из-под толстого шарфа, которым минуту назад замотал лицо по самые глаза. Было очень холодно и Алексу хотелось жить.
- Он высокий, почти долговязый. Жилистый. Русый и кудрявый как баран, - Эмиль снова скользнул на пару шагов в сторону, будто танцуя. - И ещё болтливый как попугай. Такой ангел-электровеник. Вы бы подружились.
- Электрочайник! - простонала Ирма и крайне демонстративно перепрыгнула с ноги на ногу. - Электрогрелка! Нам нужно мотать отсюда в тёпло, ребёнок, иначе мы умрём, а ты останешься!
- Ещё три минуты! - взмолился Эмиль. - Включи мне песню, которую ты дала послушать в поезде, а? На полную громкость! Ту латышскую песню Праты Ветра? Я не знаю, про что она, но мне показалось, что…что про всё это…- он беспомощно взмахнул руками, - про сейчас. Включи, пожалуйста? Мне нужно послушать её здесь перед тем, как мы уйдём. Это важно!
Чертыхнувшись, Ирма не без труда вынула из кармана мобильник и несколько долгих секунд пыталась разблокировать его окоченевшими пальцами. Справилась в итоге.
Когда зазвучала музыка, Эмиль встал посреди заледеневшего пространства, широко расставил руки в стороны и закрыл глаза. По пляжу разлился звонкий, чистый голос, который постепенно заполнил собой собой всё открытое пространство: лес, лёд, берег, небо, людей. В моменты, когда этот голос пронзал его сильнее всего, Эмиль шевелил губами и пытался подпевать, хотя не понимал ни слова.
- Чудовище, - глядя на это всё, выдохнул Алекс. - От слова «чудо». Вот откуда он знает, что там поётся…
- Tu man nejautā kāpēc, Esmu tur, kur jūtos es laimīgs, - выдохнула Ирма. - «Ты не спрашивай у меня почему, Я там, где я счастлив».
- Буду рисовать картины, - перевел дальше Алекс.
- Петь песни.
- Напишу романы.
- Сгорю в пламени - всё, что желаешь.
- Только позволь в своих красках увидеть дыхание.
Эмиль медленно открыл глаза.



- Ребёнок, хватит пялиться, - прыснула Ирма и сделала вид, что передвигает свой стул так, чтобы закрыть вид на женщину, сидящую в противоположенном углу ресторана. - Это уже неприлично!
Эмиль вспыхнул, как новогодняя лампа, и угрюмо уставился в свой стакан с лимонным щербетом. Это был его последний вечер в Риге перед отлётом домой, и друзья решили сделать его запоминающимся - привели в средневековый ресторан. Каменные стены, деревянная мебель, неспешная тихая музыка, слабый свет от огней толстых восковых свечей на столиках и в нишах стен. Официанты были облачены в национальные костюмы, и меню здесь тоже соответствовало антуражу: предлагались исключительно блюда, которые якобы подавали самому Великому Магистру Ордена Тамплиеров и знаменитым королям и королевам древних времён. Впрочем, следовало признать, что еда здесь вдохновила Эмиля куда меньше, чем атмосфера. А последние полчаса - не только она.
- Губа у тебя не дура, - беззлобно ухмыльнулся в тарелку Алекс, с аппетитом доедая остатки своего лукового супа. - Это хозяйка кафе «Черная магия». Мы туда сходить уже не успеем, но можем запланировать на следующий раз.
Эмиль пробормотал себе под нос что-то условно-грубое, но в итоге не выдержал и снова украдкой взглянул на женщину, сидящую за спиной Ирмы. Внешне незнакомка казалось лишенной всех чувств, кроме надменности. Светлые волнистые волосы, сложенные в тяжелую прическу, заостренный нос, яркие тонкие губы. Узкая лента, перетягивающая лоб, придавала ей вид средневековой колдуньи или королевы - одной их тех, кому когда-то и подносили все угощения из меню. Эмиль скользнул взглядом по покатым обнаженным плечам женщины. Одета она была не по сезону, будто для съёмок в фантастическом фильме: бордовое платье в пол с круглым вырезом, длинные рукава до самых запястьев. Близоруко прищурившись, подросток насчитал на её узких пальцах целых четыре крупных перстня – по два на каждой руке. Время от времени их крупные камни ловили своими гранями отблески от огня свечи на столе и переливались разными цветами: красным, синим, сиреневым.
- Так не бывает, - невольно выдохнул подросток.
- Наоборот, - рассмеялась Ирма. Её невероятно забавляла трогательная растерянность друга. - С первого взгляда влюбиться в прекрасную незнакомку вдвое старше тебя! В последний вечер перед отъездом домой! Драма, романтизм, трагизм, всё, как мы любим!
- Причем здесь «влюбиться»?! – снова вспыхнул Эмиль. - Она просто… - юноша с выражением дикой досады повел рукой в сторону.
- Очень красивая? - простодушно подсказал Алекс.
- Очень похожа! - Эмиль сердито сверкнул глазами. Судя по всему, он был недалек от того, чтобы выхватить у друга из рук глиняную тарелку и вылить остатки лукового супа ему на голову. – Она похожа на одну хорошую знакомую Мартина и Алисы.
- Что, тоже ангел? – с сомнением уточнила Ирма, после чего сама на секундочку обернулась, чтобы бросить быстрый изучающий взгляд на хозяйку «Черной Магии». На её скромный взгляд, холеная блондинка с лицом Снежной Королевы меньше всего на свете походила на выпускницу Северного Небесного Университета.
- Нет! - рассмеялся подросток. Предположение позабавило его настолько, что он даже на секунду забыл, что сердится. – Она ведьма.
На этих словах Эмиль решился было снова глянуть Ирме через плечо и застыл, как пронзённый стрелой: незнакомка, ещё минуту назад заинтересованная только своим бокалом вина, повернула голову и посмотрела прямо на него. В её холодных, как лёд, глазах Эмилю привиделась нотка рассерженности. Неужели она услышала его последние слова? С такого расстояния?! Нет, бред.
Подросток нервно сглотнул и быстро отвернулся.
- Интересные у твоих ребят знакомые, - произнес не заметивший заминки Алекс. – И жизнь у них явно богатая и насыщенная.
- Я не хочу уезжать, - невпопад простонал Эмиль и спрятал лицо в ладонях. – Нехочунехочунехочу.
- Ребёнок, тебе шестнадцать, - утешительно произнесла Ирма. – Скоро станешь совершеннолетним и будешь мотать к нам когда захочешь, ну! - Ей и самой было немного грустно, но она знала, что у Эмиля было неприятное свойство впадать в предельно мрачные состояния, из которых он потом не выходил месяцами, и пресекать это надо было на подходе. Вот и сейчас младший друг выглядел так, будто весь его мир вот-вот должен был рухнуть, а как жить дальше, он ещё не знал.
Алекс поймал обеспокоенный взгляд жены и тут же сказал, обращаясь к замолчавшему Эмилю:
- Видишь тот колодец?
- В углу? – подросток приподнял голову, прищурился и кивнул. Ресторан располагался в подвале и в самом углу зала, как ни странно, действительно находился большой каменный колодец.
- Существует легенда, что если кинуть в него монетку и загадать желание, оно сбудется. – Алекс сделал широкое движение рукой в воздухе и жестом фокусника раскрыл прямо перед носом Эмиля сжатую в кулак ладонь. В ней лежала монетка в один евро. – Давай, дерзай.
Лицо подростка просветлело. Он кивнул, улыбнулся, взял монету, встал из-за стола и под внимательным взглядом друзей сделал несколько шагов по направлению к колодцу. Оказавшись рядом у столика незнакомки, приковавшей его внимание, парень вдруг остановился, собрал в кулак всю свою смелость, посмотрел прямо на неё (разноцветные глаза! у неё разноцветные глаза!) и выпалил:
- Вы очень красивая!
Улыбнулась? Рассердилась? Сказала что-то или промолчала? Эмилю не хватило храбрости узнать - он молниеносно прошмыгнул мимо, чуть ли не подбежал к колодцу, зажмурился и мысленно взмолился:
«Хочу сюда вернуться».
Протянул было руку, чтобы кинуть монетку, и замер, пронзённый другой, не менее важной мыслью:
«Хочу, чтобы Мартин и Алиса действительно были здесь».
Можно ли было загадывать два желания на одну монетку? Эмиль судорожно пошарил по карманам, но лишней мелочи не нашел: всё как назло осталось в кошельке, а кошелек – на столе. Конечно, можно было бы просто на секунду вернуться к друзьям, но Эмиль чувствовал, что хозяйка «Черной Магии» сейчас смотрела прямо ему в спину и не смог заставить себя сдвинуться с места. Перспектива пройти мимо неё ещё дважды казалась подростку невыносимой. Помешкавшись, он снова поднял руку, тихо сказал себе под нос: «Хочу вернуться, когда Мартин и Алиса будут здесь», - и бросил монетку в колодец.
Вода на дне тихо булькнула. Значит, неглубоко.
Он не видел, как светловолосая женщина, которая действительно наблюдала, одновременно небрежно взмахнула рукой, в точности повторяя его жест, и как крупные камни её колец вдруг вспыхнули, будто наполнились жидким огнём.
Ничего не видел ни здесь, ни вокруг, и головой понимал, что, кажется, сделал что-то ужасное, но сердце почему-то всё равно оставалось спокойно, будто на свете не было ничего более правильного, чем вложить свои последние силы в невозможное.


- Это невозможно! – Ирма ошалело смотрела в открытый багажник салатого такси, куда Эмиль только что положил свою сумку рядом с чемоданом родителей. – Ты что, приехал сюда только с ручной кладью? Зимой, в двадцатипятиградусный мороз?!
- Приехал и уезжаю, - мрачно подтверил южанин. Он старательно избегал смотреть провожающим его друзьям в глаза, чтобы скрыть, что почти плачет. – В трезвой памяти и почти здравом уме уезжаю.
- Чудовище.
Не стали прощаться долго – от этого становилось только хуже. Быстро залез на заднее сидение, помахал друзьям рукой из машины, с ужасом понял, что поднялась такая сильная метель, что их трудно было разглядеть даже на расстоянии двух метров. Когда такси тронулось, смотрел назад до тех пор, пока силуэты двух людей, самых родных людей на свете, окончательно не смешались с бескрайней стеной белой снега, затянувшей всё вокруг, от неба до земли.
Так и не заплакал.


***

- Я так не играю! – кудрявый долговязый юноша остервенело потер кулаком левый висок и громко высморкнулся в огромную салфетку. – К такому меня жизнь не готовила!
- К насморку? – презрительно фыркнула рыжая девушка напротив него. С мучительным стоном она опустила лицо на деревянную столешницу и вытянула перед собой руки. – А мигрень не хочешь?!
- Нет, спасибо, - поспешно отказался её собеседник, и ещё раз громко, почти демонстративно высморкался в салфетку. – За ногу кусал я этот выпускной экзамен! – простонал он.
- Кто же знал, что «выпускной» был от слова «выпуститься», - очень тихо, не открывая глаз, сказала девушка.
- Варвары и душегубы, - немедленно согласился парень. – Я вообще не понял, когда там появилась вода. Откуда в Университете вода?! И такие узкие стены вокруг, что крыльев не распахнёшь?! Мне только потом стало ясно, что...
- Замолчи-и, - простонала девушка.
Но он не мог молчать.
- Эвита, звезда моя! – в комнату, где друзья сидели, зашла светловолосая женщина в длинном синем платье, и поставила на стол поднос с двумя дымящимися кружками. – Как нам тебя благодарить?
- Не путайтесь у меня под ногами, - коротко ответила хозяйка кафе-бара «Чёрная магия» и протянула каждому гостю по кружке с дымящимися напитками: парню - что-то зелёное, а девушке – белое, будто из молока.
- Постараемся! - в подтверждении своих слов кудрявый тут же дважды громко чихнул.
Эвита только молча усмехнулась и без дальнейших комментариев вышла из комнаты.
Немного позже, когда оба почувствовали себя лучше, Алиса приподняла голову и сказала грустно:
- Жаль только, что Милса не поблагодарить.
- Ничего страшного! – Мартин, который перестал ежесекундно шмыгать носом, вскочил на ноги. – Когда-нибудь Милс сюда вернётся!
Юноша широко развел руки в стороны, с наслаждением потянулся и мгновение спустя на его спине с шумом распахнулись огромные, все ещё немного влажные зеленые крылья.
Ангел торжественно улыбнулся:
- Он вернётся, а мы будем здесь.

@темы: буквы

---

Раз, два, три, умри

Раз, два, три, умри

В свете праздничных огней улица сияла, словно обсыпанная золотой пыльцой. Пряничные здания по обеим сторонам дороги, круглые козырьки ресторанов, горящие весельем лица подростков, снующих туда-сюда в самодельных костюмах, – всё купалось в янтарном цвете. Рута замедлила шаг, втянула носом холодный воздух и шагнула в сторону, чтобы пропустить компанию ходячих мертвецов среднего школьного возраста.
«Смешные».
Никогда ещё не была в Риге на Хеллоуин, ничего не знала ни про местные традиции, ни про знаменитый «парад нечисти» - шествие переодетых вампиров, зомби и ведьм от берега Даунавы к Бастионной Башне, начинавшееся с наступлением сумерек.
Сама потом долго ходила за переодетыми людьми в Старом Городе, каждый раз за разными: прислушивалась к смеху и шумным разговорам, пила безвкусный уличный кофе, болтала с ряжеными незнакомцами, вежливо отклонила несколько предложений присоединиться к празднеству и старательно делала вид, что ей есть, куда сегодня ещё идти. Ближе к полуночи в очередной раз свернула куда-то за угол и обнаружила себя перед смутно знакомой деревянной дверью. “Black magic” светились желтым буквы на вывеске. Да, точно, она здесь уже проходила. Когда-то очень давно они с Эдом тоже набрели на это место во время прогулки по Старому Городу и даже собирались как-нибудь зайти, но так и не успели.
Впрочем, они много чего не успели.
- Добрый вечер! – девушка за прилавком улыбнулась новой посетительнице. У девушки было лукавое, как и мышки, лицо, и короткие, ярко-красные волосы, которые резко контрастировали с надетым на ней средневековым платьем.
Кафе пустовало, не считая нескольких посетителей в самом конце дальнего зала. Рута огляделась. Помещение было обставлено в стиле средневековой аптеки и состояло из двух комнат, отделённых друг от друга кирпичной аркой. Взгляд Руты упал на угловой шкаф, скользнул по игрушечной фигурке рыцаря на самой крайней полке, по толстым потрепанным фолиантам, якобы исписанным старинными рецептами и, наконец, остановился на стеклянных колбах, горящих белым электрическим светом. Казалось, свет колб должен был рассеивать царящий в зале полумрак, но вместо этого он придавал сказочному интерьеру «Чёрной магии» нотку какой-то жуткости. «Будто здесь замок Синей Бороды, - подумала Рута, - А это - дверь в комнату, куда нельзя заходить».
Словно услышав её последнюю мысль, девушка с красными волосами вышла из-за прилавка и, проходя мимо гостьи, вдруг бросила с улыбкой: «Нажмите на фигурку рыцаря на полке и дверь откроется».
«...или можно заходить», - опешила Рута.
Шкаф действительно оказался дверью. Рута нажала на фигурку рыцара и дверь бесшумно отворилась на себя, открывая взгляду крутую каменную лестницу, ведущую в подвальный зал с низкими арочными потолками. Немного помешкав, гостья осторожно спустилась вниз, придерживаясь рукой шершавой каменной стены.
Тишину в нижнем зале нарушала только ненавязчивый голос клавесина. Посетителей, по сравнению с верхним этажом, здесь не было совсем - только красивая светловолосая женщина в таком же, как у красноволосой девушки, средневековом платье, сосредоточенно подметала пол. Высокий лоб женщины перетягивал кожаный трессуар с перьевой подвеской, а на круглые покатые плечи был накинут широкий алый платок, который то и дело приходилось поправлять.
«Колдунья из сказки», - завороженно подумала Рута, останавливаясь на нижней ступеньке лестницы.
- Простите, - сторожно подала она голос, почему-то по-английски. – Здесь закрыто?
Дама оторвала взгляд от пола.
- Да нет, - у неё был странный голос. Чистый, но с низкими насмешливыми нотками. – Открыто. Я просто прибираюсь. До вас здесь была... большая группа. – Она махнула рукой на пустые деревянные столики за своей спиной. Царящий в подвале полумрак частично скрадывал следы беспорядка, но все равно было очевидно, что ещё совсем недавно здесь было шумно.
Рута вдруг расслабилась.
- Русские туристы? – пошутила она. Проходя мимо пыльного зеркала, висящего на стене слева, молодая женщина впервые за долгое время решилась взглянуть на себя. Картина была безрадостной: жидкие тёмные волосы, стянутые в хвост на затылке, глубокие тёмные круги под глазами, болезненно заострившийся нос. За последний год Рута похудела настолько, что сейчас больше напоминала анорексичного подростка, чем взрослого человека, вот уже десять лет преподававшего лингвистику в университете.
- Почти они, - невозмутимо ответила на её реплику «колдунья», не заметив заминки. Отставила метлу куда-то угол, встала за стойку с другой стороны, подставила руки под струю воды из-под крана и деловито спросила: – Что будете пить? Или, может, есть?
- Пить, - решительно сказала гостья, игнорируя тошноту, подступившую к горлу от одного упоминания еды. – Что-нибудь горячее, пожалуйста. Можно даже горячительное... На ваше усмотрение.
Пока женщина тщательно смешивала что-то в огромной кружке, Рута с любопытством вертела головой вокруг. Если первый этаж кафе-бара «Черная магия» был похож на средневековую аптеку, то подвальный зал больше напоминал лабораторию колдуна-алхимика. С потолка свисали причудливые лампысамых разных цветов, на столиках горели толстые свечи, полки были до самого потолка заставлены всевозможными склянками, причудливыми колбами и пузырьками с настойками.
- А это что? – с любопытством спросила Рута. - Остатки нерадивых гостей?
На барной стойке прямо перед стояло несколько пузатых банок с прозрачной жидкостью, в которыз проглядывались якобы заспиртованные клыки, скрюченные перепончатые пальцы, заострённые черные когти и даже чей-то гигантский шершавый язык.
- Совершенно верно, остатки гостей, - немедленно поддержала шутку собеседница. Она перелила уже готовый напиток из джезвы в кружку и легким движением руки подтолкнула кружку к посетительнице. – Только осторожно, - сдержанная улыбка, - он довольно ядрёный.
- Ой. – Рута сделала обжигающий глоток рома с щепоткой кофе и закашляла. – Действительно... ядрёный.
По телу разлилось тепло, и тошнота, уже казавшаяся неизбежной частью вечера, ненадолго отступила. Рута прекрасно понимала, что облегчение временное, но была благодарна даже за такую короткую передышку. Кто знает, когда ещё так повезёт?
- Впервые в Риге? – спросила светловолосая дама, явно чтобы хоть как-то поддержать беседу.
Рута молча покачала головой, но решила представиться:
– Меня зовут Рута.
- Эвита. – Назвалась. «колдунья». – Вы плохо выглядите, Рута.
- Ага, - бесцветно отозвалась та. – Я в курсе.
Эвита равнодушно кивнула «в курсе так в курсе».
- А вы же обычно гораздо раньше закрываетесь, часам к десяти, - заметила Рута, чтобы сменить тему. – Помню, мы тогда поэтому и не успели зайти... А сейчас уже второй час ночи. Это в честь Хеллоуина?
- В честь Самайна, – с усмешкой поправила её Эвита, и тут Рута, наконец, обратила внимание на то, что глаза у собеседницы были разного цвета: карий и голубой. От этого почему-то создавалось неприятное впечатление, будто на неё смотрели два человека сразу.
- В честь Самайна, - задумчиво повторила Рута. Древний кельтский праздник, известный как «день мёртвых» или «день врат». Да, логично.
- Глупо закрывать обычные двери, когда открываются даже границы между мирами, - Эвита небрежно пожала плечами.
Рута снова широко улыбнулась - ну да, всё верно, у кафе-бара с названием «Чёрная магия» и не могло быть другой философии.
- И как, много народу из других миров к вам уже зашло?
Эвита изломила бровь и многозначительно указала взглядом на банки, в которых плавали заспиртованные остатки чудовищ. Рута звонко хохотнула.
Как хорошо всё-таки, что не осталась сидеть в номере.
- Вот знать бы ещё, - мечтательно протянула она через пару минут, - как нам самим уйти в какие-нибудь другие миры... Хотя бы после смерти.
Совсем не собиралась такого говорить, но всё равно вырвалось. Дурная, дурная голова.
- Ну, в некоторые можно попасть и при жизни, - снисходительно ответила Эвита, будто не заметив её запинки. – Особенно в такие дни, как сегодня. А куда-то -пожалуй, да, только после смерти. Тут как кому повезёт.
Рута облегчённо выдохнула: какая хорошая, так легко ей подыгрывает!
- Тогда будем надеяться, что мне повезёт.
Эвита ничего не ответила, но бросила на посетительницу цепкий, вопросительный взгляд. «А какого бы Мордора нет», - вдруг подумала Рута, - «ломаюсь тут, вся такая несчастная и таинственная, а ведь кому ещё рассказывать такое, как ни прекрасным ведьмам, которых видишь в первый и последний в жизни раз».
- Мой лучший друг, - выпалила она, пока не передумала, - по совместительству муж, узнав, что я пишу магистерскую по языку квенья - одному из эльфийских языков у Толкиена - решил набить себе цену и на первой же встрече выдал: «Разница между мной и другими людьми заключается в том, что, умерев, они попадут в рай, а я – попаду в Средиземье! Чем не причина ужасно меня любить?!»
– Рута рассмеялась с горькой, глубокой нежностью. – Он был... очень уверенным в себе человеком. Я закурю?
- Вообще-то сегодня нежелательно... – поморщилась Эвита, но потом махнула рукой: - Ладно, давайте. Перебьются полчаса.
Кто там перебьётся, Рута уточнять не стала, а просто вынула из кармана пачку сигарет и зажигалку. Два месяца к сигаретам не притрагивалась, слушалась врачей, хорошая девочка, а теперь уже всё, плевать, надоело. Лучше сдохнуть прямо здесь и сегодня, чем вот так сидеть и просто говорить невыговариваемое, без малейшей поддержки со стороны.
- Что с ним случилось? – вдруг спросила Эвита, взглянув на то, как гостья дрожащими руками пытается зажечь сигарету. – С вашим мужем?
Проницательная.
- Разбился, - спокойно ответила Рута после первой затяжки. Почти спокойно. – Сегодня, четыре года назад. Прыгал на тарзанке и сорвался. Недалеко отсюда, в соседнем городе. – Женщина уставилась себе под ноги и молчала так какое-то время, прежде чем продолжить. – Там тогда никто не понял, что случилось. Со страховкой всё было в порядке, никаких подобных случаев до этого... ай, в общем. - Пауза. – Хорошо, что меня не было рядом. Обычно мы ездили в отпуск вместе, но мне на тот месяц как раз дали большой заказ... В общем, своими глазами я ничего не видела и верить в его смерть отказывалась. Но быстро нашлись добрые люди, которые сняли всё на камеру, - мрачная усмешка, - и вопрос достоверности случившегося быстро стал закрытым.
Эвита ничего не сказала. Никаких бессмысленных соболезнований, никаких дурацких попыток «поддержать», ни липкой жалости в глазах. Вот молодец, все бы так.
- Почему именно в Средиземье? - вместо этого уточнила "колдунья". - Почему так важно после смерти попасть именно туда?
- Любовь, - просто ответила Рута. – Бесконечная любовь к этому миру. Эд всегда говорил, что хочет попасть в Средиземье, потому что это единственный мир, который делает его лучшей версией самого себя. Более осмысленной, более жадной до жизни. Входя в этот поток... будь то через чтение, или игры, или песни, он действительно менялся. Будто всё, что было в нём неловкого, неуклюжего, не вписывающегося в обыденную реальность, вдруг слетало как пыль... обнажая его настоящее лицо. Я-то это лицо всегда видела, а вот для окружающих перемена каждый раз была шоком. Поэтому мне иногда кажется, - добавила Рута тише, - что Эд свой уход сам так коварно спланировал. Просто устал ждать, когда закончится вся эта ерунда и начнётся, наконец, его настоящая жизнь. Он ведь был, повторюсь, очень решительным человеком. И очень, очень нетерпеливым... – Она выдохнула. - Такой дурак.
Добавила, ещё помолчав:
- Когда я думаю об этом так, мне почти не обидно.
Эвита только покачала головой, то ли говоря этим «большего бреда в жизни не слышала», то ли поражаясь её способности так сопереживать мёртвому мужу.
Рута зашлась в жестком приступе кашля. Приступ был болезненным и долгим, так что Эвита, наконец, нахмурилась и молча протянула ей стакан воды. Рута судорожно протянула руку, сделала большой глоток и, наконец, выдохнула с облегчением.
- «Все попадут в рай, а я – в Средиземье», - глухо повторила она, будто не было никакой заминки. – Он добился своего, точно знаю. Вот мне бы так.
- А что, есть сомнения, что и у вас получится? – усмехнулась Эвита. Её голос звучал небрежно, но в разноцветных глазах уже какое-то время горел огонь мрачного интереса.
Рута просто пожала плечами.
- Я - страшная трусиха. Эд никогда ничего не боялся, а я... я нахожусь в постоянной панике. Даже если это всё вообще где-то существует, - Рута слабо улыбнулась, как бы извиняясь за такое нелепое предположение, - я после смерти точно промахнусь мимо цели и окажусь в жуткой дыре, не имеющей к Средиземью ни малейшего отношения. Просто от чистого ужаса. Или, например, от боли. От боли я и сейчас уже едва держусь.
Повисла тишина, какое-то время нарушаемая только пением клавесина, пока Эвита мягко, но отчетливо не спросила:
- Какой у вас диагноз?
- Окончательный, - отрезала Рута, – и бесповоротный. А остальное не имеет значения.
Эвита кивнула.
На лестнице раздались чьи-то легкие шаги. Рута обернулась, чтобы увидеть уже знакомую работницу кафе – красноволосую девушку, которая подсказала, как зайти в подвал. Заметив коллегу, Эвита немедленно вышла из-за стойки, подошла к девушке и они о чём-то едва слышно зашептались. «Наверное, им всё-таки пора закрываться», - решила Рута, снова отвернувшись. – «Что-то меня совсем занесло».
Занести занесло, зато тошнить перестало. А это на данном этапе был, мягко говоря, огромный плюс.
«Смешно, что мы как бы находимся в аптеке, - подумала Рута и бездумно провела пальцами по царапинам на поверхности барной стойки. – Там, где теоретически можно найти лекарство от хвори. Если бы мне вообще было нужно лекарство».
Вспомнился тот самый день в больнице год назад: лампа, белые стены кабинета, сочувственное лицо врача – и собственное странное облегчение. Не то чтобы ей было не страшно умирать. Совсем наоборот, очень страшно. Но последние три года после гибели Эда прошли для неё как во сером сне - бесконечной дорогой без особого смысла. Рута вообще не помнила тех дней. Будто все они слились в одно пятно, начавшееся нигде, ведущее в никуда. А после объявления диагноза появилась хоть какая-то четкая траектория. Или нет?
«И ты дурак, Эд, и я туда же. Будем надеяться, что я туда же»
- Надежда не поможет, - громко раздалось под ухом, и Рута вздрогнула и мгновенно вышла из своего краткого оцепенения. В слабом освещении ламп, с алым платком на плечах и трессуаром на светлых кудрях, Эвита вдруг напомнила ей какую-то яростную языческую богиню.
- Я что, сказала это вслух? – неловко улыбнулась Рута.
- Нет, - насмешливо отозвалась «колдунья».
Пока Рута искала, что ответить, Эвита решительно продолжила:
– У нас не так много времени, так что перейдем сразу к сути. Предлагаю сделку. Вы мне отдаёте то, что вас жрёт, - женщина бесцеремонно ткнула гостью в грудь длинным острым ногтем, – а я помогаю вам после смерти не промахнуться мимо цели. Попадёте, куда хотите. Только будет лучше, если вы найдете себе конкретные географические и временные ориентиры, а то Средиземье довольно велико, а я не эксперт. – Она неприятно усмехнулась. – И, учтите, это - сегодня. Или даже в ближайшие пару часов – после рассвета я уже рисковать не буду.
- Рисковать? – тупо переспросила Рута. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что ей только что предложили, а поняв, она уставилась на Эвиту в ужасе: - Что-о?! Нет, я кучу всего сейчас наговорила... но как можно так шутить?!
- Я не шучу, – отрезала Эвита, и её красивое, породистое лицо стало замкнутым и злым одновременно. Она склонила голову набок: – Только не надо делать такие глаза, будто не вы весь вечер мысленно называли меня ведьмой. Считайте, угадали. Дальше что?
Рута посмотрела на неё как на вышедшее из тени чудовище. Голова отказывалась соображать, горло сдавило от возмущения.
- То есть вы предлагаете, чтобы я сегодня умерла, - наконец, выдавила она.
- Чуть раньше срока, да, – небрежно кивнула Эвита. – Но не настолько уж раньше. Самое позднее для вас – середина января, а дальше там никак, уж извините.
Как этот разговор вообще был возможен? Почему?
- Но зачем вам моя болезнь? – заставила себя спросить Рута, просто чтобы услышать ответ.
- В коллекцию, - спокойно ответила ведьма и кивнула на банки с заспиртованными частями чудовищ. – Вон туда. А кому передарить вашу болезнь мне, поверьте, найдётся.
Передарить?!
- Вы ненормальная. – На Руту накатил приступ ярости, обиды, страха. Паники. Она резко вскочила с сиденья. – Сами слышите, что несёте?! Вы.. как вам... выпустите меня отсюда немедленно!
- Да кто вас держит-то? – в разноцветных глазах Эвиты промелькнуло выражение скуки. – Вот лестница, а вот счет. Доброй ночи.

Выбежала из бара, не глядя себя под ноги, на ходу застёгивая пуговицы пальто. На верхнем этаже уже не было ни души, даже той красноволосой девчонки, и хорошо, повезло ей, а то Рута немедленно устроила бы дикий скандал. «Какая дрянь», - яростно бормотала молодая женщина, быстро шагая куда глаза глядят и чувствуя, как бешено колотится сердце. – «Как так можно. Я ей всю душу выложила, как идиотка, а она... так шутить... Какая всё-таки дрянь!»
В Старом Городе было темно и уже почти безлюдно. В окнах домов погас свет, кафе с ресторанами уже закрывались и даже янтарная подсветка на зданиях стала как будто приглушеннее. Только яркие праздничные инсталяции, расставленные то тут, то там, продолжали исправно излучать свет. Время от времени на пути Руты ещё попадались шумные, одетые в костюмы подростки, но сейчас девушке даже смотреть на них было тошно, и она немедленно сворачивала куда-нибудь в сторону. Так в какой-то момент обнаружила себя у памятника Свободы, и спустилась по низкому холму в соседний парк, выходящий к речному каналу.
Жгучая боль в груди, утихшая в последние пару часов, снова резанула легкие, и Рута часто-часто задышала, чтобы хоть немного её заглушить. Раньше это помогало сразу, сейчас – ровно настолько, чтобы успеть дрожащими руками принять анальгетик.
«Какая же всё-таки дрянь», - снова устало подумала она, глотая таблетку без воды. Дунула на замерзшие пальцы, спрятала руки в карманы пальто и села на скамейку у самого берега.
Так задумалась, что не сразу заметила, как тихо пошел снег, - мягкий, с крупными белыми хлопьями - а на пустом узком мостике, перекинутом через канал, появились люди: двое юношей в смешных зимних шапках и девушка в ярких красных митенках. Компания остановилась посередине моста и стала шумно что-то обсуждать. Время от времени кто-то из троих перегибался через бордюр и с громким смехом указывал пальцем на воду, синюю от электрический подсветки.
«Только с моста не сиганите, детки», - не без цинизма подумала Рута, мельком взглянув на эту веселую компанию. – «А то я точно никого спасать не полезу. Мне, видите ли, и так не дольше, чем до января тут куковать».
Сама, честно сказать, считала, что времени оставалось ещё меньше. Поэтому и приехала сюда на годовщину смерти Эда, вопреки запретам врачей, панически боявшихся, что ей быстро станет хуже от болезненных воспоминаний.
Будто физические расстояния вообще отменяли душевную боль.
«Ты бы хоть раз со мной поговорил, - обиженно подумала Рута, обращаясь к своему мёртвому лучшему другу. – Поговорил, а не стоял и улыбался, как придурок, когда приходишь ко мне во сне. Хоть раз не обнимал бы меня так, чтобы больше не хотелось просыпаться, а сказал бы по-человечески: где ты? Как ты? Всё ли у тебя получилось? Правда ведь всё получилось?»
Подумала с горечью:
«Может, тогда мне было бы не так страшно умирать».
Трое на мостике снова разразились звонки, раздражающим смехом. Затем один из юношей широко взмахнул обеими руками, как дирижер, призвал спутников немедленно заткнуться, а когда те послушно замолкли, выдержал паузу и вдруг запел:

«В зеленых роханских полях,
Над белогривою рекой,
Туман густой как молоко,
В зеленых роханских полях».

Девушка в красных митенках подхватила:

«В зеленых роханских полях,
Пасутся кони на горе,
И рог играет на заре,
В зелёных роханских полях»

Она театрально присела в реверансе, и тогда их третий друг, до сих пор стоявший немного в стороне, беззлобно хохотнул и добавил чистым, глубоким голосом:

«В зеленых роханских полях
Склонились травы к родникам,
Цветы осыпались в руках
В зеленых роханских полях.

В зеленых роханских полях
На берегу реки мой дом.
Отныне тихо будет в нём,
В зелёных роханских полях».

На мосту повисла потрясенная тишина.
Первый певец завопил:
- Ну ладно - я! Ну ладно - Ирма!! Но ты-то откуда знаешь эту песню?!..
- Вы меня недооцениваете, - с достоинством ответил второй молодой человек, складывая руки на груди. – Как всегда!
Компания зашлась в очередном приступе смеха, и тогда Рута, всё это время затаившая дыхание, тоже не выдержала: спрятала в ладонях лицо и расхохоталась. Хохотала долго, беззвучно, истерично, тряся плечами, то и дело срываясь со смеха в кашль, а когда, наконец, успокоилась, то вздохнула полной грудью, встала и пошла.


Как и велели, приблизилась к зеркалу на стене и снова уставилась на своё пыльное отражение в стекле. Сердце колотилось в груди как чужое, но Рута собрала в кулак всю оставшуюся храбрость, велела себе стоять на месте и никуда не бежать.
Некуда больше.
- Успокойтесь, - поморщилась Эвита, становясь за её спиной. Чудовищных Рутиных усилий ей было недостаточно. – Ваши дикие фантазии о том, как я врезаю вам ножом по лопаткам, меня сбивают.
- Ну, извините, - поджала губы Рута. – Вы же не объяснили, что надо делать.
- Просто стойте и думайте о том месте, куда вам надо попасть, - отозвалась Эвита. – А с остальным я разберусь сама.
И добавила мягче:
- Постарайтесь не очень бояться.
«Отличный совет. Легкий!», - раздраженно подумала Рута, но вслух больше ничего не сказала. Какой смысл? Всё равно в ответ прозвучат только издёвки.
Она вновь уставилась в дурацкое мутное зеркало . В гудящей от боли голове, как назло, звенела пустота, а грудь почему-то сдавливало всё сильнее и сильнее, и очень скоро Руте стало так страшно, что показалось, будто сейчас она всё-таки плюнет на всё и убежит.
В зеленых роханских полях, - прошептала она вместо этого. - На берегу реки мой дом. В зелёных роханских полях.
И закрыла глаза.
Собрала волю в кулак, сосредоточилась, на несколько долгих секунд полностью задержала дыхание и подумала о

...стальных вратах Минас-Анора, вязком тумане на вершинах каменных гор и лучах холодного солнца, омывающих устремлённый в небо белокаменный шпиль...
...вечных деревьях Лориэна, с весны по лето цветущих золотыми гроздьями, о серебристом ковре из опавших листьев и сказочных эльфийских домах, построенных высоко-высоко, у самых крон...
...беззаботном Шире, уютных норах в глубине зелёных холмов и о крошечных хоббитах, так боящихся перемен...
...зеленых полях Рохана, конском ржании на просторах бескрайней степени, стуке подков о камни и о маленьком доме на берегу широкой, полноводной реки...

Боль пришла неожиданно, откуда не ждали, и ушла так же стремительно, словно её не было вовсе - нигде, никогда.
Эвита медленно опустилась на корточки рядом со сврей жертвой. Пристально всмотрелась в её бледное лицо. Убедившись, что время пришло, ведьма провела пальцами над грудью Руты и резко выбросила вперед правую руку. Рука погрузилась в безжизненное тело почти по локоть. Спустя какое-то время Эвита аккуратно вытянула её обратно, крепко зажав что-то в правой ладони, и переложила добычу в обычную пустую банку на полу.
Банку наполнила тьма.
- Я вызову скорую, - испуганно выдохнула девушка с красными волосами, всё это время наблюдавшая за происходящим из-за соседнего столика. Она помешала ещё секунду, выдохнула, вскочила на ноги и взбежала вверх по лестнице.

***

Воздух пах свежескошенной травой и почему-то солёным морем, хотя само Великое Море, конечно, было далеко. Рута сидела на берегу быстроводной реки, подтянув колени к подбородку, старалась не шевелиться и не дышать слишком глубоко. В глубине души она понимала, что боль больше никогда не вернётся, но поверить в это было ещё труднее, чем заставить себя оторвать взгляд от покрытых снегом вершин далеких Белых Гор.
Ползаката спустя кто-то подошел к ней сзади, мягкими шагами ступая по траве, бесшумно опустился рядом на землю и сказал как ни в чем не бывало:
- Тоже никогда не устану на них смотреть.
Потом сказал:
- Ждал тебя тут немного позже, но даже хорошо, что всё так получилось. Я весь извёлся.
Наклонился и шепнул на ухо:
- Всё-таки ты трусиха, свет мой северный. Так бояться куда-то там промахнуться!
Усмехнулся:
- ...неужели думаешь, я бы тебя не поймал?

@темы: буквы

---

Мы, цундокупроклятые

В современном японском термин "цундоку" означает «акт оставления книги непрочитанной после её приобретения, как правило, сваливая её вместе с другими такими же непрочитанными книгами». Сам факт, что подобное понятие существует, вызывает во мне смешанные чувства. Самое сильное из них - печаль, самое далёкое от печали - нежность. Печально от того, что во времена дьявольских фейсбукстаграмов, куда сейчас и пишется этот пост, покупать книги стало бОльшим удовольствием, чем их читать (иногда), а умение сконцентрироваться на сколько-нибудь длинном тексте скоро получит статус редкого таланта (ох, хоть бы никогда). Нежно от того, что мы не одни такие на этом свете - ни те, что засыпают здесь, на далёкой западной стороне, ни те, что просыпаются там, в Стране Восходящего Солнца. Эта стеснительная, бесстыжая, смешная, немного маньячная манера охотиться за книгами, стоять среди полок, забегать в книжный в обеденный перерыв, тайком вдыхать запах хрустких страниц, покупать импульсивно, всякий раз отчаянно себе лгать ("всё, эта последняя, пока всё не прочту, больше никаких новых книг, никогда!"), собирать книги в молчаливую укоризненную гору сокровищ на столе, на полках, на полу у кровати - и время от времени всё-таки ласково их читать, пусть куда реже, чем нам бы хотелось - это и есть тот самый тайный масонский культ, то "связанные одной цепью", безмолвное истинное родство, невольно сминающее все другие, надуманные социумом барьеры. Это и есть багирино "мы с вами одной крови, я и вы!", обращенное к Змеиному Народу, только так никогда и не высказанное нами, человеческими детёнышами, вслух. Иногда не подуманное даже.
Мы с тобой одной крови, скажи, сколько книг ты отчаянно не прочитал сегодня, мой далекий, безымянный, родной, проклятый, как я, друг?

---

План действий

Подсмотренный у  Ashes почти флешмоб, поэтому некоторые пункты оставлю без изменений, так как добавить нечего. Итак:

1. Получить постоянный вид на жительство

2. Поменять работу (качественное изменение функционала и зарплаты)

3. Сдать GMAT на 700+

4. Научиться, наконец, лучше писать, закончить последние несколько рассказов, снова с упорством маньяка подать заявку и стать участником любимого литературного сообщества.

5. Получить гражданство.

6. Поступить в бизнес-школу, желательно – в ту самую, единственную.

7. Как следствие, переехать за океан.

8. Там же развить текущий проект в совсем крутую масштабную штуку.

9. Выучить французский, не забывая при этом совершенствовать английский и немецкий.

10. Путешествовать все это время не меньше, чем раньше.

План, мягко говоря, долгосрочный, но каждый пункт по отдельности уже вызывает у меня улыбку, что, наверное, очень хороший знак.

---

Да не убоюсь

В понедельник, когда мои нервы были уже где-то вне предела, визовый офицер сообщила, что всё в порядке, можно выдыхать и приходить за визой, что я и сделала в эту пятницу. Настроение у моей (прекрасной и зеленоволосой) властительницы выдачи виз было веселым и задорным, отчего мне ещё и сразу выдали список документов, необходимых для получения ПМЖ. «Только не надо бросаться собирать их уже сейчас», — проницательно посоветовала она. — «Все бумаги должны быть актуальны в феврале». Очень полезный совет.
Коллеги неожиданно в тот же день преподнесли сюрприз в виде бутылки холодного шампанского на моём рабочем столе и устных поздравлений с окончанием визовой пытки — так странно и приятно.
В четверг, между тем, получилось выбить повышение с октября — неясно пока, зачем оно мне сдалось, если меня тошнит от всего, что я делаю, но всё-таки это, конечно, будет полезно через пару месяцев, когда я начну активно искать, куда отсюда бежать, чтобы не свихнуться окончательно. Посмотрим.
Хочется верить, что когда-нибудь я буду оглядываться на эти 2-2.5 года без того ужаса, усталости и раздражения, которые преследуют меня сейчас, а просто с благодарностью за то, что они позволили мне — неважно уже какими муками — достигнуть цели.
(забавно, но круг этот вчера буквально снова замкнулся тринадцатым Арканом, — на этот раз из Вильнюса — который больше действительно не пугал меня, совсем, ни разу. так мир говорит мне, что всё идёт правильно — по крайней мере, таким я вижу наш с ним диалог сейчас. а дальше поживем и увидим — как всегда.)

---

Каждый город

Дело было за океаном, кажется, в тайском ресторане, куда мы в день нашего знакомства пошли ужинать с жж-юзером vinah. В какой-то момент, в перерыве между разговорами о поэтах-мистиках и ушептателях котов, речь зашла о Таро. (С какого-то чуда перед поездкой, за минуту до выхода из дому в Кёльне, я схватила со стола и сунула в сумку свою вампирскую колоду – самую первую колоду Таро, которую мне когда-то привелось взять в руки ровно десять лет назад. А позже оказалось, что Нью-Йорк, видимо, вообще не принял бы меня без неё: столько раз она оказывалась настолько категорически необходима, и настолько это выходило сюрреально, что мне до сих пор плохо верится, что всё было именно так, как подсказывает память. Но всё это, конечно, история уже для совсем другого рассказа).
В ходе беседы выяснилось, что каждая из нас думала о том, чтобы сделать по Таро фотографический проект: меня вот уже несколько месяцев не отпускала навязчивая мысль о том, что на свете почему-то не существует ещё ни одной колоды в фотографиях, а vinah хотела ловить на камеру сюжеты младших и старших Арканов в повседневной жизни, полагаясь на случай. Идея собрать для каждого города свою колоду с его же, города, помощью тогда пронзила мою голову, как раскалённая спица, и с тех пор уже не отпускала.
- А когда в каком-либо городе соберётся полная колода, в них откроются врата Гекаты, - вспомнив ту самую книгу, сказала я, когда мы шли куда-то в другой день. – Или их какой-нибудь местный аналог. И после этого всё пойдёт правильно.
Ясно было, что на все уголки мира нас немного не хватит; к счастью, мы сразу подумали о том, что городов в мире много, но людей ещё больше, поэтому участвовать в этой игре должны быть способны все желающие – все, кому карты решат показаться. Каждый город заслуживает свою колоду!
- Но надо помнить, что парень, выгуливающий свою собаку – это просто парень, выгуливающий свою собаку! – внесла важное уточнение vinah. – Пока не появится Причина Считать Иначе.
Это ключевой момент.
Долго обсуждали детали, очень многое ещё предстояло решить. В конце концов поездка тогда закончилась, я вернулась домой, но разговор продолжился, вопреки сну, боли, рабочим будням и чудовищной разнице во времени. И вот вчера, последним рывком преодоления, мы, наконец, запустили тестовую версию. Аккурат на первое сентября – ударным аккордом завершая лето.
Теперь мы есть здесь: www.instagram.com/city_tarot/
А вот здесь про происходящее куда более внятно и подробно пишет vinah - очень советую.
Всё только начинается, но уже можно и нужно заходить на огонёк - мы будем одинаково рады и зрителям, и соигрокам.
Только помните: парень, выгуливающий свою собаку на улице – это просто парень, выгуливающий свою собаку.

Пока вы не заметите белую розу в его руке.

@темы: City Tarot

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Лето когда-то

Слова не складываются, но жизнь всё равно происходит, поэтому надо снова попробовать её чуть-чуть записать.
В июле (о, боги, уже давно прошел июль!) был Нью-Йорк, который, кажется, вылечил меня и забрал весь этот вселенский адовый кошмар из моей головы, который, казалось, уже прочно пустил в этой голове корни. На самом деле это несколько странно, учитывая, что Нью-Йорк по сути своей город совершенно не целительный, совсем даже наоборот, но меня он снисходительно подхватил на руки и пронёс над пропастью - теперь я снова стою на земле почти твёрдыми ногами.
(спасибо, злонасмешник)
Всё ещё сохранились видео и фотографии, по которым можно попытаться выстроить последовательную картину происходящего, и доказывающие, что всё действительно было, а не приснилось. Кажется, именно для этого мне нужен этот странный ресурс Инстаграм - просто чтобы запомнить свою жизнь вспышками, всполохом красок.
Не обещаю пока даже себе, что запишу, но надеюсь, что всё-таки да.
Одно действительно очень хорошо, здорово, бесценно - знать, в какой точке мира тебе нужно быть, чтобы оставаться счастливой. Это уже третий такой город, который я для себя нашла, и как же мне, блин, повезло.

***
В пятницу вечером познакомилась с человеком, который пишет музыку.
Взрослый такой мэтр, играл на фортепьяно рядом с моим домом. Я остановилась, послушала, долго там стояла, а потом мы пошли пить - вот так оно, видимо, бывает.
Получилось и интересно, и неловко, и занимательно. Я ставлю в Кёльне мюзикл, рассказывает он, всегда хотела участвовать в мюзикле, задумчиво говорю я, ну если ты всегда хотела, участвуй, проницательно смотрит он, и я думаю: да лааадно, так не бывает.
На самом деле наверняка действительно не бывает, но какая эта жизнь иногда смешная.
Зато на мотоцикле покатали, вот уже чего я не ожидала от этих выходных.
Но всё это сподвигло меня на чёткое осознание одной вещи: если бы мне пришлось выбирать что-то одно, что определяет меня как личность, что-то только одно, без чего я никогда не смогла бы быть счастливой или просто быть собой, то я выбрала бы пение. Самый страшный кошмар, который когда-либо мне снился, был кошмаром о черной комнате Страха в Высоком Доме. Из комнаты не было выхода и её глубине меня ждал мой личный персональный Пеннивайз, но настоящим ужасом был вовсе не он, а то, что у меня не было рта, чтобы выдавить из себя хоть звук. Только не так, думала я. Мне страшно, и я не могу петь, чтобы отогнать этот страх, или хотя бы умереть, пока пою, что было бы не так больно. Неважно, что ждем там в темноте, какая разница, если меня уже нет.
Потом проснулась, конечно, и это было хо-ро-шо.

---

Лето некогде

Весь остаток июня, что так и не превратился здесь в буквы, прошел как в черном тумане. Я ничего о нём толком не помню, кроме того, что было тяжело, больно и муторно. Уехала мама, напала тревожность, всё вдруг стало ненавистно. Какие-то недавние выходные я провела просто рыдая в постели от одной мысли, что придётся в понедельник снова идти на работу. Это было весело.
В начале июля проработала три дня и вдруг почувствовала, что ещё немного, и будет обморок, или меня стошнит прямо куда-нибудь в радиусе достижимого, или я просто лягу и умру вот прямо здесь, наплевав на всё. Пошла к врачу, врач сказал, что так жить нельзя, и прописал больничный на целых десять дней, добавил очень сочувственно: "Если почувствуете, что этого мало, приходите, я продлю". Сказать, что это меня поразило, значит, ничего не сказать. Всего тебе лучшего, добрый человек.
Первые три дня после этого я только спала.
Вернее, не так. Сначала пришлось поехать во Франкфурт на второе собеседование в компанию мечты (а первое собеседование было в мае). Из-за слияния двух больших фирм у них случился - и продолжает случаться - административный хаос, из-за чего всё затянулось до минус бесконечности. Всё прошло хорошо, но окончательного ответа мне не дали ни в среду, ни в пятницу, как обещали, что значит, что даже если мне что-нибудь прекрасное предложат в понедельник, придётся отказываться, потому что миграционное ведомство очень давит и торопит с подачей документов на продление визы. Для полного счастья, мне вдруг ВНЕЗАПНО сказали, что процесс рассмотрения визы может длиться до 3 месяцев (!), чего ещё не случалось на моей памяти ни-ког-да. Но не мне с ними спорить за 6 месяцев до получения ПМЖ.
Поэтому прощай, Франкфурт. Мне придётся остаться в прежнему аду.
Ну, что сказать. Психотерапевт уже найден, будем знакомиться с ним ближе.
Единственная радость заключается в том, что уже с четверга я буду снова свободна, а с пятницы - на другой стороне океана, в какой-то немного другой жизни.
Осталось дожить.

@темы: лето 2018

---

Лето 7-9

Слишком много всего и в то же время почти ничего. Четверг не помню уже от слова совсем, значит, в нём не было никаких крючков для памяти, и будет считать, что он был просто обычно хорошим. Нет, помню: вечером грянул дождь, а Д. внезапно написала: «нужно поговорить с тобой срочно», поэтому сначала я шла по набережной под зонтом и слушала голос в наушниках, а потом сидела под навесом, и слушала всё тот же голос, и радовалась тому, какие хорошие, какие крутые новости он мне доносил. Горлу вот только не понравились холод и влага, и оно начало было саднить, но потом передумало, и все закончилось хорошо.

В пятницу же случился внезапно лёгкий веселый день, потому что работа в качестве исключения заканчивалась в половину пятого из-за так называемого Зоммерфеста, то есть корпортива в честь наступления лета. Планировали мы его долго, с весны, и договорились принести кто какой хочет еды, чтобы было неожиданно и разнообразно; впрочем, я ограничилась существенным, но вполне однообразным багетом, зная, что в конце концов хлеб окажется самым дефицитным продуктом из всех. Так, конечно, и вышло. Такие мероприятия интересны тем, что появляется возможность нормально поговорить с теми, кого вроде как видишь каждый день, но с кем совершенно необязательно заводишь какие-то осмысленные беседы. В итоге получила приглашение в гости от своей шумной уэльской коллеги (меня заманивали балконом, видом на поле и Рейн, и дочерью-поттероманкой — устоять невозможно), и отвела душу, многословно опустив под плинтус немецкое миграционное ведомство в разговоре с девушкой-инженером из Индии. Да, я специально выбирала в собеседники таких же иностранцев, — нет, шучу.
Кто-то грозился заставить нас петь, но я ушла раньше, потому что пение — это близко к сердцу, слишком близко, чтобы позволить толпе не самых любимых людей держать за твоей спиной таблички с надписями вроде «прекрати немедленно!»

Суббота прошла снова в обнимку с учебниками и снова на свежем воздухе: много-много шагов пешком, много воздуха, много шума от радующихся выходным уличных толп. В пятницу умер в Энтони Бурден, книгу которого я заказала несколькими днями раньше, и это показалось злой насмешкой мироздания, потому что так не должно было быть; в попытке залатать эту душевную дыру хоть немного, я рванула в книжный и нашла другую его книгу, которую хоть заказывать было не нужно (на немецком, но почему бы нет). Попутно услышала от девушки-консультанта горько-насмешливое: «его книги ещё долго нельзя будет заказать, потому что он умер, и все теперь хотят их прочитать». Было в этом что-то такое жуткое, безысходное и безвыходное, что первым импульсом было возразить, что я хотела прочитать их раньше, что ещё до того, как... Но просто молча кивнула, заплатила за покупку, развернулась и ушла.

@темы: лето 2018

---

Лето 5-6

По набережной навстречу нам шла девушка красоты настолько неземной, что её не портило даже смелое сочетание розового в пол платья, розовой коляски с укутанным в розовое одеяло младенцем, и бегущей рядом болонки в — сюрприз-сюрприз — розовой светоотсвечивающей жилетке. На болонке мой взгляд и задержался: так хорошо, что друзья наши меньшие иногда всё же получают ту любовь, нежность и заботу, которой заслуживают, ведь иногда получается так же трагично, больно и душераздирающе, какполучилось с Блэком, который жил у нас с моих пяти до моих двенадцати лет.
Блэк был немецкой овчаркой, которого отец ещё совсем щенком привез к нам жить. Мы тогда ещё жили, конечно, в далеком городе Б., и был у нас частный дом. Мама в то время концепта животного в доме не воспринимала от слова совсем, поэтому Блэк остался жить во дворе с собственной будкой. Мальчиком он был в меру агрессивным, способным хорошенько так цапнуть, поэтому днём он сидел на относительно короткой цепи, а вот на ночь мы его отпускали. Правда и это, по-моему, не всегда (спрашиваю себя теперь, а не была ли агрессия вызвана в первую очередь цепью — впрочем, теперь уже ничего не изменишь). Я Блэка любила и очень боялась одновременно, потому что, ну, смотреть выше.
Когда мы собрались уезжать из Б., сразу было ясно, что его мы с собой через полсвета не возьмем, да и держать его в Баку было бы негде. Поэтому в один день за ним приехали наши знакомые. Я не помню, где находилась в тот момент, когда его пытались усадить в машину, и очень хорошо, что не помню, потому что, говорят, он отбивался как бешеный, изо всех сил, как только мог. Знал, что его забирают навсегда.
Много лет спустя отец вернулся в Б., и пошел его навестить, но Блэк на него даже не взглянул. Я бы, наверное, тоже не взглянула.
Сейчас его, наверное, уже нет в живых.
Обычно я стараюсь об этом не думать.

Как-то когда-то это нужно будет искупить.

***
Сегодня весь день обещали дождь, в час, нет, в три, нет, в пять, но польет он, конечно, в семь, когда мне надо будет собираться домой. Мне одолжили прекрасный красный зонт, потому что свой я, конечно же, забыла дома. Красный зонт, белый топ, черная юбка, серое небо, серые улицы, почти нуар.

@темы: лето 2018

---

Лето

Татьяна Замировская в ЖЖ предложила записывать каждый день лета. Первой моей мыслью было: да ни за что не получится, а второй - почему бы не попробовать?
Но писать я действительно буду там, а сюда - копировать, потому что какая разница, действительно, а вот менять ничего в написанном уже не хочется совсем, каким бы несуразным оно ни было. Вдруг - ну просто вдруг - удастся действительно запомнить это лето?

Почти поверила в то, что больше никогда не напишу в живой журнал ни слова - все слова как-то незаметно ушли отсюда в дайри, фейсбук, даже, боги мои боги, в инстаграм, а жж остался какой-то данью прошлому, слепком в памяти, чем-то таким зыбким, чего, кажется, и не было никогда. Учитывая, какой мощной движущей силой раньше был этот ресурс, и как я в числе первых била себя кулаком в грудь, утверждая, что не дам ему тихо угаснуть, — нет, сэр, никогда! — странно и смешно. Но тут vinah у себя предложила вести ежедневные записи про лето, и я подумала: а почему бы нет. Вдруг слов со временем станет больше?
Первое июня уже видится очень смутно: помню, что одна коллега ушла в отпуск, а другая впервые пришла к нам работать — такая прекрасная златоволосая дева, с которой, может быть, впоследствие даже удастся подружиться. Йорг, который теперь мой начальник, судорожно бегал туда-сюда между кабинетами и спрашивал: «ну как? ну что? ну, живы?», — и я даже не знала, что на это сказать, потому что вроде как живы, но как, а тем более что — неизвестно.
Обучение прекрасной златоволосой девы взяла на себя Р., поэтому можно было немного выдохнуть, а к середине дня оказалось, что дышать можно вполне себе без опаски, — день оказался вовсе не настолько ужасным, как я ожидала. Что сказать, обожаю такие неожиданности.
Вечером пошел дождь и у меня не было сил ни на что, кроме того, чтобы немножко позаниматься для GMAT, переодически хватаясь за голову: как можно так тупить, ты же проходила это в школе, ты же в универ как-то поступила, отлично сдав математику, ПОЧЕМУ НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ.
Но спокойно, помни, ты сама себе Добрый Друг, — твердила я себе мантрой, пока за окном шел ливень, и как-то в итоге что-то даже начало получаться, хотя и пока не так хорошо, как надо.

Второе июня прошло не как в тумане, а как в белом свете: наверное, всему виной солнечные лучи, бьющие мне в лицо, пока я с утра до раннего вечера продолжала заниматься. И, наконец, решилась и назначила дату экзамена на сентябрь. Пусть в этом году я поступать никуда не буду, но попробовать сдать это чудо заранее всё-таки стоит, потому что следующий год будет сумасшедший, и надо попробовать подстелить себе соломинку. И вдруг, ну просто вдруг всё как надо получится с первого раза и ничего не придётся пересдавать. Я всё ещё верю в такой исход.

Вчера, третьего июня, был Очень Неожиданный День. Началось с того, что мама откуда-то раздобыла билеты на концерт по случаю празднования столетия Республики. А я — зачем скрывать, — очень не люблю все эти сборы-встречи диаспоры, никогда в таких мероприятиях не участвовала и не собиралась. Поэтому с утра вышел немножко скандал, который в итоге улегся, перейдя в очень странное, потому что я взяла и рассказала маме про "одной лишь думы власть" и, учитывая, что я никогда, действительно ни разу не рассказывала ей про себя ничего такого, это был очень сюрреалистичный момент — он до сих пор стоит у меня перед глазами, как кадр в замедленной съёмке. И ещё сюрреалистичней была её реакция — очень спокойная, очень взвешенная. Иногда мы слишком предвзяты к своим родителям, верно? Верно.
А концерт был примерно таким, каким я его ожидала, хотя прекрасная Чинара Ширин совершенно очешуительно спела арию Дильбер из оперы Фикрета Амирова «Севиль», и это было практически как взрыв звезды на темном небосклоне.
Потом мы встали и убежали гулять к реке — река, как всегда, нас ждала.

А сегодня был понедельник, и работа, и снова все эти е-мейлы, е-мейлы, е-мейлы, одинаковые фразы, одинаковые слова, одинаковые телефонные звонки, которых давно перестали вызывать у меня ужас, прогулка в обед, Дэвид Гаррет в наушниках, слишком много солнца. День ещё не закончился, и да, думаю, снова пойду к реке, и буду гулять до упаду, болтать о всяком, смотреть на белый, желтый, рыжий, медный, вечный закат.

@темы: лето 2018

---

"Я знал одной лишь думы власть"

Открыла дневник и поняла, что создается впечатление, будто с января время остановилось, потому что с тех пор я так и не смогла выдавить из себя ни слова. По крайней мере, сюда.
На деле же всё, конечно, не так драматично, а вполне себе даже неплохо. Ну, всё, кроме работы. С работой всё как всегда, - ад и Израиль, - но нужно терпеть до пмж и я потерплю. Не так уж много и осталось.
Все свободные вечера и выходные теперь заняты только одним - подготовкой к GMAT. И, представьте себе, я всё ещё не готова. Потому что лень и прокрастинация родились впереди меня, но кого этим сегодня удивишь.
Очень хочется в Питер, но пока туда никак.
Очень хочется какой-то ясности по жизни, но туда ещё сложнее.
Оказывается, больше всего на свете я ненавижу ждать.

---

Нью-Йорк - это

... застрять в поезде где-то между Кёльном и Франкфуртом на пути в аэропорт, услышать, что поезд никуда не двинётся ещё час, и с ужасом осознать, что опоздаешь на самолёт. Выскочить в кромешную утреннюю тьму в компании таких же паникующих, ждать такси, просить чуда у всех богов, и вдруг услышать за спиной свист к отправлению. Чертыхнуться, со всех ног бежать обратно к поезду, так и норовя прибить кого-то чемоданом, но в итоге всё-таки успеть, камнем рухнуть в кресло, спрятать лицо в руках, выдохнуть.

...перелететь через океан, стоять на пограничном контроле, отвечать на вопросы сурового человека в униформе и чувствовать себя как минимум мелким наркобароном, а как максимум - коварным террористом, хотя единственный твой грех заключается в том, что ты неосторожно привезла в Штаты еду. Смотреть, как всё твоё прекрасное съедобное добро выбрасывают в мусорку, фыркнуть, пожать плечами небрежно: ну и шут с ним, обойдусь.

...идти через незнакомый ещё ночной город навстречу огню далёкого здания, ежиться от холода и впервые за долгое время не чувствовать себя в безопасности. Смотреть на лица пробегающих мимо людей, на черные пожарные лестницы, на огромные мешки с мусором... и улыбаться. Напевать под нос известную песню об этом городе и быть не в состоянии избавиться от ощущения, что находишься в кино. В твоём личном, собственном кино. С тобой в главной роли.

...проснуться посреди ночи от того, что Н. выпустили с каторги работы, вскочить с кровати, полезть обниматься, немедленно проникнуться ненавистью ко всей адской корпоративной банковской системе, не позволяющей людям выйти с работы раньше полуночи.

...ранним утром отодвинуть занавеску на окне и увидеть, что всё вокруг, от улиц до крыш домов, замело снегом - ослепительно белым и бескрайним, как в детстве. Улыбнуться, понять, что это город так здоровается лично с тобой. Наклониться ближе к оконному стеклу и шепнуть в ответ: "привет".

...сидеть в театральном зале, освещённом мягким светом, смотреть на холёные, породистые лица вокруг, потом - на сказочную сцену, и напоминать себе каждую минуту, что всё это - происходит сейчас, с тобой, а не где-то там, с кем-то другим.

...неожиданно попасть на домашнюю вечеринку бакинско-нью-йоркских экспатов, почувствовать себя до странного комфортно, и смеяться совсем по-детски, увидев, как новая волна гостей влетает в квартиру, на ходу размахивая пакетами: "Кебаб!! Кебаб! Кому кебаб? Плов? Водку? Виски с колой?..."

...поймать в толпе чей-то взгляд, не придать значения.

...как обычно сходить с ума от скуки в ночном клубе, куда все ринулись встречать Новый Год. Бесцельно бродить по залам и с любопытством обнаружить в одном из них гадальный уголок, совершенно не вписывающий в общую атмосферу места. Подойти, встать в очередь и вдруг увидеть у гадающей девушки такие же карты, как у тебя самой. Усмехнуться, махнуть рукой, уйти: к чему всё, я и так знаю этот язык наизусть.

...обнять человека в щегольской шляпе, усмехнуться.

...вкусно есть, много ходить пешком, много говорить c милой мрачной Н. - обо всём, и постепенно приходить к выводу "главное в жизни - это правильно подобрать таблетки". Найти этот вывод безрадостным.

...совершенно внезапно попасть в офис Гугл, полупустой из-за праздников, но от того не менее занимательный; во все глаза пялиться на смешные залы, огромные кухни и столовые, спальные "комнаты" и потрясающий вид, открывающийся из окна верхнего этажа. Прилипнуть носом к стеклу, а в ответ на просьбу "а теперь спой ту самую песню!", запеть про there is nothing you can't do now you are in New York. Всё это - не отрывая взгляда от далёких ночных огней.

...услышать от играющих в пинг-понг знакомых коронную фразу всей поездки: "Пупсик, concentrate!"

...слушать живую музыку и чужие истории, смеяться чему-то, пить вишневый коктейль, уже и не удивляться тому, что хозяйка заведения - латвийка, а из динамиков вдруг звучит голос Ренарса Кауперса.

...cмотреть в смеющиеся глаза сидящего рядом человека. Ничего не бояться.

...выйти на улицу в лютый мороз, утопать в снегу, щуриться на ветер и немножко паниковать, потому что дороги завалило, машины не едут, в картах метро чёрт ногу сломит, а выбираться отсюда как-то надо, но пока неизвестно как. Где-то в глубине души всё равно знать, что всё скоро разрулится и разрулится хорошо - так всегда бывает в злонасмешливых городах, которые на самом деле тебе рады.

...устроить себе самую сумасшедшую профессиональную фотоссесию, потому что вдруг взбрело в голову таким образом запомнить себя и свою жизнь. Бегать по снегам и холмам без верхней одежды в -15, хохотать от ужаса, орать каждую минуту: "я умру?! я же точно умру!!", пить безвкусный кофе, кутаться в белый плед, изо всех сил стараться думать о текущем моменте, а не о том, что болит.

...подниматься на Empire State Building, гнать от себя мрачные мысли и мысленно же подшучивать над персоналом, крутящимся вокруг с очень серьёзными лицами, таким серьёзным, будто на свете нет ничего важнее того, кого из посетителей первыми пропустить в лифт. Добравшись на самый верх, выйти на смотровую площадку и понять, что тебя вот-вот, прямо сейчас, к чертям собачим снесёт куда-нибудь в небо.

...рассмеяться от радости.

...сидеть в грязном метро, обожать каждую минуту, смотреть Нетфликс на пути в аэропорт, гадать, улетит сегодня твой самолёт или город всё-таки велит тебе задержаться. Приехав, почти не поразиться царящему в JFK хаосу и смиренно прослушать новость, что твой багаж может долететь только на следующий день после посадки. Понять, что вообще ничего больше не может взволновать тебя всерьёз.

...кидать монетку, чтобы узнать ответы на вопросы, на которые ответы узнать нельзя, обнимать подругу на прощание, жалеть о времени, которого всегда не хватает.

..всё-таки взлететь, едва ли не впервые за жизнь не сидеть у иллюминатора, закрыть глаза, погрузиться во тьму, и снова, собрав все силы в кулак...

..ничего не бояться.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Песня цветов аконита

Душераздирающая книга.
Одна из лучших, прочитанных в этом году.
Во-первых - язык.
Во-вторых - он же.
Вся эта история до сих пор звучит в моей голове как песнь - дальневосточная, плавная, яркая... горькая. Читать о пути Йири, мальчика из крестьянской семьи, впоследствии вознёсшегося на невозможные почти вершины, - это как плыть на ладье по широкой реке, чувствуя, как волны качают тебя из стороны в сторону. Вслушиваться в тишину, погружаться в неё, и вдруг осознать, что слышишь вдалеке тихий голос, рассказывающий сказки, от которых бросает то в дрожь, то в холод.
Но всё равно не закрывать ладонями уши.

- Каждый делает выбор сам. Жаль, что он сделал такой. — Он посмотрел в глаза девушке. — Человек не должен никого подпускать к своему колодцу, да? Опасаясь, что потом у него потребуют всю воду вместе с домом? Так правильно, Юхи?

Эта книга - о стремлении к совершенству. И о трагедии людей, неспособных его достичь. На самом деле нет.
Ещё - об одиночестве, о несвободе и бесстрашии. И, совсем уже тихо, - о любви, о которой не стоит лишний раз говорить вслух. Потому что от судьбы всё равно не уйти.
"Песню" невозможно читать быстро. Это книга для медленного вдумчивого чтения, требующая времени и полного внимания. Автор колдует словами, плетет из них своё полотно, и когда история закончится, возвращение назад в эту слишком шумную, резкую, слишком торопливую реальность будет неожиданным.
И скорее всего - очень нелегким.

@темы: книги